Рассказывала сегодня поучительную историю с…

Рассказывала сегодня поучительную историю с Полтавченко, вспомнила чудесную к ней историческую рифму. “Мама, перестань думать, что все всё знают”, – звучит тут же в ушах Танькин голос. Ладно, начну с Полтавченко, нашего богобоязненного градоначальника. Вскоре после его назначения в Питер прибыл с визитом Медведев. Дорогу, естественно, перекрыли. Автомобилисты ждали-ждали, когда же высокое начальство пронесется мимо, истомились и понемногу начали сатанеть. Когда наконец авто Дмитрия Анатольевича появилось в поле зрения народных масс, произошел конфуз. Заждавшиеся массы “показывали разные пальцы”, как потом возмущенно рассказывал Полтавченко, глумливо бибикали и всячески выражали свое нелестное мнение. На следующий день шокированный дурными манерами вверенных ему горожан Полтавченко пожаловался прессе, что петербуржцы – жлобы. Пресса радостно оповестила об этом город. В ближайший же футбольный матч многотысячный стадион слаженно грянул: “Губернатор – жлоооооб!” – и упоенно скандировал эту нехитрую мысль минут десять.

Так вот, существует предыстория двухсотлетней давности. Осенью 1834 года в Петербурге на Дворцовой площади устанавливали Александровскую колонну. Шумиха по этому поводу была грандиозная. Во-первых, в очередной раз наступали на мозоль французам, поскольку посвящена была колонна победе над Наполеоном – и на верхушке ее ангел с лицом Александра I давил крестом гадюку семибатюшную, лица которой снизу не разглядеть, но символизировала она как раз зло корсиканского происхождения. К тому же колонна была больше Вандомской. Во-вторых, весила 600 тонн, и всем хотелось посмотреть, как же ее поднимут. (Между прочим, недавно попала на сайт, где народ, обсуждая это событие, четко разделился на два лагеря. Одни полагали, что воздвигали монолит инопланетяне, другие, образованные на свою беду, в ответ плакали и пели.)

На площади собралась уйма народу, где-то около десяти тысяч человек. Были подготовлены специальные помосты для важных гостей – царя с семьей, свиты, дипломатов, сенаторов и генералов. В последний момент опрометчиво решили установить трибуну для творческой интеллигенции: архитекторов и “артистов наших и чужестранных”, то есть художников.

Колонну поднимали сорок минут, после чего на площади с величайшим пафосом прошел военный парад. Маршировали гвардейцы, гремели барабаны, гарцевали лошади, развевались плюмажи и знамена. Описал все это дело Василий Андреич Жуковский, с присущим ему чувством: “Нельзя было смотреть без глубокого душевного умиления на государя, смиренно стоящего на коленях впереди сего многочисленного войска… И никакое перо не может описать величия той минуты, когда по трём пушечным выстрелам вдруг из всех улиц, как будто из земли рожденные, стройными громадами, с барабанным громом, под звуки Парижского марша пошли колонны русского войска… ” В общем, как говаривал Шервинский, – и прослезился.

Но на дальней трибуне, напоминаю, сидела творческая интеллигенция. В том числе молоденькая барышня, Маша Толстая. Она тоже позже описала историческое событие. Тем более что специально пришла с подружками пораньше, так как опоздавших на площадь уже не пускали. И, пока туда-сюда маршировало победоносное войско и Василий Андреич смахивал слезу, Машенька вертелась по сторонам. Видно было плохо. В основном бросался в глаза обер-полицмейстер, который, преисполнившись ответственности, носился вокруг площади и начальственно орал. Девочкам быстро надоела официальная часть, они достали приготовленные корзиночки с провизией и стали перекусывать. Глядя на них, начала разворачивать бумажки и прочая публика.

Заметивший это обер-полицмейстер, как пишет Маша, “освирепел”. На его глазах публика безмятежно пожирала бутерброды – без всякого душевного умиления! Практически шуршала фольгой во время спектакля. Он подскакал к мосткам, поднял коня на дыбы и заорал:
– Бессовестные, бессердечные люди! Как, в тот день, когда водворяется памятник войне 1812 года, когда все благодарные русские сердца собрались сюда молиться, вы, вы, каменные сердца, вместо того, чтобы помянуть святую душу Александра Благословенного, освободителя России от двунадесяти язык, и воссылать к небу горячие молитвы за здравие ныне благополучно царствующего императора Николая I, вы лучше ничего не выдумали, как прийти сюда жрать! Долой все с мостков! В церковь, в Казанский собор, и падите ниц пред престолом Всевышнего!
Оцените, между прочим, слог возмущенного полицмейстера. Но тогдашним петербуржцам это было не в диковинку.
– Дурак! – крикнул чей-то голос сверху.
– Дурак, дурак, дурак! – подхватили со всех сторон.

“И сконфуженный непрошеный проповедник, – пишет с явным удовлетворением Маша, – в бессильной злобе принужден был дать шпоры лошади, под музыку войск и неистовый хохот на мостках, будто ни в чём не бывало, красиво изгибаясь, загалопировал куда-то дальше”.
Это ему еще, заметим, повезло, что на трибуне сидели архитекторы с художниками, а не фанатский сектор “Зенита”.

Так себе, в общем, народишко достался нашим властям. Постоянно норовит холодильник выбрать вместо зрелища, да еще и нахамить впридачу.