Революция дебютировала в городке своеобразно…
Революция дебютировала в городке своеобразно. Взбунтовались няни и санитарки местной больницы. Нынче у нас равноправие! – шумели они. – Пусть доктора сами грязь выгребают!
Главный врач Жердецкий собрал на утреннем обходе докторов и, возглавляя их, отправился мыть и кормить пациентов, выносить судна, убирать в палатах и операционных. Когда все было сделано, спокойно велел санитаркам: “А теперь вы идите и лечите. Делайте операции и перевязки”.
Младший медперсонал смущенно побурчал и помирился со старшим.
В 1918-м начались аресты. Пришли и к Крыловым. После обыска ночью увели отца, а семье приказали перебираться в другое жилье – три комнатушки двухэтажного дома на берегу Ярани. Ночью же спешно перебрались туда. Анна Константиновна дрожащими руками собрала в узелок лекарства и еду, детям велела идти на занятия, а сама побежала к тюрьме. Пришлось взять с собой Нину – та ревела и цеплялась за мать. Пришли к восьми утра, но пробраться ко входу было невозможно – вокруг здания стояло множество людей. Они требовали выпустить отца Александра. Толпа все увеличивалась. Мать отвела Нину домой, но к пяти часам она вернулась уже вместе с братьями. Еще через час отца выпустили – по распоряжению из Вятки. Он вышел, благословил людей и отправился служить всенощную. Жена не могла к нему подойти – заслоняли прихожане. Она стояла позади всех и не переставая всхлипывала.
Обыск не дал никаких результатов – у священника не нашли ничего, кроме кучи детей.
В этом же году старшая, Маня, закончила гимназию. Еще через год – Коля. Отец потребовал, чтобы они ехали в Казань учиться. Собрали черных сухарей, льняного масла, гороха, посадили на телегу – и отправили. Ехали брат с сестрой долго, 280 верст. Оба поступили – Маня на медицинский факультет университета, а Коля – в политехнический институт.
Вскоре Нину со скарлатиной положили в больницу. Под окно каждый день, все шесть недель, приходил брат Миша, строил рожицы, крутил фиги – смешил. Однажды утром, перед самой выпиской сосед по бараку, деревенский мальчик закричал: «Нина, у тебя по руке ползет вошь, давай ее на тумбочку и убьем!» Вошь прихлопнули кружкой. Нина выписалась и ушла домой, унося на руке след от укуса.
Через две недели она заболела. Фельдшер бодро сказал: “Да вы протрите во рту тряпочкой, смоченной в молоке, и все пройдет”. Он ошибся. Нина заболела сыпным тифом. Вскоре свалилась с тифом и мама. Миша занимался малышами, пока мать металась в горячке. Отец почти не бывал дома – народ вокруг мер направо и налево, нужно было отпевать. Мор распространялся стремительно – рядом с больницей власти освободили целый квартал под сыпнотифозный госпиталь.
Наконец маму увезли в больничный барак. Когда из поездки в какую-то отдаленную деревню вернулся отец и кинулся в больницу, его встретила санитарка со словами: “На улице уже целая поленница покойников. Вашу жену положили в белых чулках». Так ее и вытаскивали из занесенной снегом поленницы – за ноги, опознав по чулкам.
Один глаз у Анны Константиновны был приоткрыт – примерзло веко. “Покойника следующего высматривает”, – шушукались бабы.
Дома шестнадцатилетний Миша рыдал так, что к нему боялись притронуться. По углам жались двухлетний Сережа, шестилетняя Лёля (моя будущая бабушка) и восьмилетняя Нина. В кроватке спал девятимесячный Шура.
Послали телеграммы в Казань. Коле не на что было выехать. Маня ответила: “Ищу лошадей. Маня”.
Потрясающе. У моих было страшно, но не так, или они краски смягчали… Но говорить о прошлом не любили. отдельные байки остались.Один дед – дворянин, потомственный, второй – еврей, прошедший 5% норму и поступивший в киевский университет.Большая часть еврейской семьи осталась в Бабьем Яре и минском гетто, русская часть выжила – их меньше было, основная часть семьи эмигрировала. Арестов миновали – в партию не вступали, не любили мои деды партию. Арестовали только первую жену деда, уже после войны. “Обнаружили у ней недостачу, упекли ее по 135”. А так все обошлось относительно благополучно.
Моим досталось, причем по всем линиям, и по еврейской, и по русским.
Когда подумаешь, что то поколение пережило – мороз по коже. И ведь жили, любили, детей рожали – иначе бы нас не было. Но они пережили две мировые войны, одну гражданскую, голод, репрессии, и на старости лет – перестройку. Дожившие до перестройки умирали нищими.У меня жуткое воспоминание. Я уже в Америке жила, а бабушка с моим отцом, ее сыном. Она не давала папе покупать ей одежду – деньги экономила. Моя подружка в Москве штопала ее белье 50-х годов. Папа был вполне не беден, да и я в Америке – бабушка наотрез отказывалась от любых подарков. Школа нищеты. А Светка штопала прорехи на сатиновых трусах и подшивала застежки к лифчикам. Я как-то раз привезла ей халат, так он и провисел в шкафу до ее смерти, даже бирки не срезала. “В таком халате только в Большой Театр ходить” – а я его купила в дешевом магазине за 15 долларов. Такое поколение. “гвозди бы делать”
Первая половина двадцатого – страшное время. “…И уставало сердце плакать от нестерпимых этих мук”.
бывший дворянин? Бабий Яр? как же не так страшно?!
наверно действительно не все рассказывали.
у меня по маминой линии были раскулаченные – так это единственное, что знаем. обе бабушки отказывалась говорить как только те годы вспоминались, партизанки..
Раскулаченные – это отдельная песня. Дед моего мужа умкдрился сбежать из эшелона, и семью вытащить жену и двух дочек и сына. Жили по поддельным документам, но деда все равно арестовали и расстраляли под чужой фамилией, старшая дочь двух младших растила, устроилась доиработницей в еврейскую семью. Через много лет, еврейский дед, оставшись один – на ней фиктивно женился, ему лет 80 было. Так они получили московскую прописку, семья этого деда им всю жизнь помогала, уже после его смерти, а они – им. Так папа моего русско-киркизгого ребенка стал патологическим юдофилом. Он меня-то, полу-еврейку, антисемитом считает. И таких историй – миллионы.Прятала свою домработницу сестра моей бабушки. Я даже много лет не знала, что она не член семьи, все звали “тетя Тоня”, ну и я тоже. Она тоже была из раскулаченной семьи, но ее историю я не знаю, тетя Тоня была нераговорчива. Но то что я знаю о раскулачивании – не легче концлагеря. Концлагерь был в конце дороги, а многие по пути умирали.
а мои прадед с прабабкой успели уехать… Две коровы, 8 человек семья – кулаки… Бабушка как раз тогда замуж вышла, кто-то уехал в Ащгабад…. разметало семью
В Ашхабад? Ну, мир тесен по своему обыкновению. У меня другая линия почти вся жила в Ашхабаде. Может, и пересекались где.
Я, к сожалению, о той ветви почти не знаю ничего… Маму расспрошу, пока жива… лет 15 назад еще переписывались
“Так ее и вытаскивали из занесенной снегом поленницы – за ноги, опознав по чулкам.”
Умершую от тифа отдали родственникам?!
*Хлопнув по лбу* Балда я. Она же выздоравливала уже от тифа, но фельдшер, который лечил, занес ей рожу. От рожи она умерла, точно.
Господи Боже мой. Какой ужас. Откуда брали силы? Из веры? Возможно…
А куда деваться? Зубы стискиваешь и идешь. И ползешь. и цепляешься.
“Инда еще побредем”, как сказала совсем другая женщина.
Да. Но та шла за конкретным человеком, мужем. Он ей был и надежда, и опора. А тут.. На что опереться? На кого?
да такая орава детей, тут видно уже не задумываешься откуда брать силы, главное есть ради чего тянуть.
невозможно читать без слез.
Спасибо, что делитесь.
страшно.
спасибо за рассказ!
Как же все это жутко! 🙁
Такое время. Всем досталось.
толи ещё будет.
это она тоже помнила? или старшие рассказали?
очень хочется продолжения. и хеппиэнеда, черт подери, хочется 🙁
Что-то помнила, что-то рассказывали соседи или старшие дети.
Будет хэппиенд.
Великолепные записки! Браво!
спасибо и тоже жду хэппиенда…
окаянные дни
Точно.
Редкие записки. Люди той эпохи и того поколения научились молчать. И как это перекликается – с автобиографией священника и хирурга Луки Войно-Ясенецкого (остался один с четырьмя детьми после смерти жены от тифа) и фильмом “Повесть непогашенной луны” (реж. Е.Цымбал).
Ужас, Таня.
Какое у моего народа “богатое” прошлое..До сих пор всем аукается.
Да мы не исключение. Европейские страны – две мировые. В Китае ужас что творилось. В Штатах Великая депрессия была, тоже страшное время.
Моя бабушка со стороны мамы родилась в семье евреев в Украине. Когда ей было 9 лет, бандиты убили ее мать, отца в это время не было дома. Ей тогда было 9 лет и у нее было два младших брата. Она выросла, вышла замуж и переехала в Подмосковье. Ее первый муж погиб на войне, а ее обвинили в том, что она помогала немцам. Судья увидел что она еврейка (и не могла помогать немцам) и дал ей 10 лет вместо расстрела. Так она попала в Башкирию. Ее дочь отправили на Украину к родственникам, где та была фактически служанкой.
Моя мама родилась в лагере, а ее младшая сестра уже на свободе.
Вот такая судьба, но она осталась жива и умерла уже в возрасте 69 лет. Моя тетя рассказывает, что та была необычной женщиной, активной, заслуженный экономист Башкирии, ставила спектакли с детьми в школе.
Но лично я сейчас вижу как ее судьба отклинулась на ее детях – они все несчастны и им не хватило любви.
Ужасное время. Я,из сегодняшнего благополучия,не представляю себе,как человек может все это пережить.
Самое ценное в этих воспоминаниях точность детали: “А теперь вы идите и лечите”,”положили в белых чулках»,”Покойника следующего высматривает”,
До чего мудрый главврач! Преклоняюсь перед такими людьми.
Обыденность кошмаров тех лет, действительно, просто поражает… потрясающе. И спасибо, что делитесь с нами такими рассказами.
Пробирает до глубины души. Кажется, чужие судьбы, ан нет, будто все свои. Спасибо. Слезу прошибает.