Мороз по коже подирает от…

Еще в 1939 году меня вызвал к себе профессор медицинского института Михаил Петрович Андреев и попросил взять на завод пятнадцатилетнюю Лиду Лушникову. Пришла девочка – маленькая, худенькая, с тенями под глазами. Молчит. Спрашиваю, в каком классе учишься? – На рабфаке. Ну что ж, говорю, у меня работают два мальчика в полуподвале, будешь с ними делать из стеклянных трубок пробирки. Она выслушала, не проронив ни слова.

Привела ее к мальчишкам и строго наказала: научить делать пробирки, не обижать, в чехарду через нее не прыгать! Сверстники Лушниковой – школьники, приходившие на завод после занятий, усомнились в способностях девчонки трудиться с ними наравне, но ответили покровительственно: «Ладно…» Через неделю Лида все освоила и стала перевыполнять норму. Только по-прежнему молчала как немая. А мне неудобно было выяснить у профессора, почему он ее ко мне устроил. Но когда я узнала, ахнула! Отец Лиды, бывший секретарь обкома, арестован и теперь неизвестно где, мать – в дальних лагерях на десять лет без права переписки. Братишка – в детском доме на Украине. Мне за прием на работу ребенка «врагов народа» не сносить головы. Завод режимный, на нем ежедневно бывает «прикрепленный человек».

С началом войны требования к нашей продукции все росли и росли. А я решила пересадить повзрослевшую Лиду в цех, где запаивали стерильные ампулы. И вскоре поняла: наш старший контролер узнал об этом – от мальчишек, которые очень жалели, что она ушла от них. А ведь одно дело выдувать пробирки, другое – заключительный процесс. Вход в тот цех был очень строгим, перед этим проходили не только душ.

Дома я говорила мужу, что надо мной нависла беда. Контролер ходит по пятам, скоро потребует объяснений. Гера советовал: «Подумай, прежде чем что-то сказать, и отвечай по обстоятельствам. Главное, дай понять: план военный давит, а она нормы перевыполняет!»

Однажды утром старший контролер входит ко мне в кабинет без «здравствуйте», какой-то расхлябанной походкой, и вызывающе спрашивает: «Кем вам приходится девочка, которую вы пересадили на такой ответственный процесс?» Взгляд колючий, недобрый. Я деланно рассмеялась: «Бабушкой». Он стукнул по столу кулаком: «Если бы вы не были любовницей Микояна, я бы вас в порошок стер!» Я опять так же засмеялась: «Не сотрете! Я никого не боюсь!»

Непрошенный визитер понял по-своему и пулей вылетел из кабинета. Я осталась одна. Сидела и плакала. Подумалось: эта моя придуманная роль защитит меня на время. А Микояна я видела только в президиуме…