Терпела, терпела. Не могу больше…

Терпела, терпела. Не могу больше. Это опять прекрасная Яна Вагнер. Она живет на ФБ, поэтому я несу ее текст в жужу, как герой рассказа Веня нес меховой воротник.

…Полугода вполне достаточно для возникновения глубокой, необратимой любви. Мы уже точно никуда его не отошлем, не откажемся и не передумаем. Словом, самое время признать очевидное.
Не хочу вас расстраивать, но Веня – дурачок.

Равновесие не самая критичная из его проблем. Да, он не может пробежать мимо стула, чтобы с хрустом не заломить себе ухо. У нас лестница в два пролета из надвое перерубленных бревен (это красиво), и он бежит вверх или вниз, застревает, проваливается нижней частью тела между ступеней и висит сколько нужно, вцепившись когтями в мягкое дерево. Не кричит, не зовет меня. просто ждет, пока я его спасу.
Одно время я думала, ему просто кажется, что мир – добр, и в нем нет опасностей. Но на самом деле все не так. Он просто принимает реальность как есть. Не видит смысла пытаться ее изменить.

Между гостиной и верандой у нас две двери, балконная и еще одна. Москитная. Легкая. На выход достаточно просто толкнуть ее лбом, а обратно уже никак.
Очень жаркий июль, полчаса – и Вене снаружи нехорошо. Ну и я слышу, как он пыхтит, бегу к балконной двери и пытаюсь пустить его в дом. И он всегда, без исключения, стоит с неправильной стороны двери, возле петель. Упирается головой в сетку. Не позволяет ее открыть. Мы стоим по разные стороны сетки минимум пять минут – я уговариваю его отойти. Он дожидается, пока дверь услышит его мысленный призыв и как-нибудь, например, растворится сама.

Как все диккенсовские сироты, Веня голоден постоянно. К своей миске он мчится так, словно она Святой Грааль. Но если протянуть ему на ладони кусок сыра, возникает пауза секунд, скажем, в десять. В наступившей тишине слышен тихий лязг и скрежет, с которым проворачиваются шестеренки в Вениной голове. Правую переднюю лапу – вперед, трудно думает Веня, не двигаясь с места. Потом левую заднюю. Или правую заднюю? Нет, лучше левую. И только после бежит.

Собачью еду мы храним в 50-литровых пластиковых бочках. Мышей у нас нет, но на случай, если они вздумают появиться – мы готовы.
Если забыть пустую бочку без крышки, спустя четверть часа она оказывается опрокинута на бок, и в ней уже лежит Веня, замерший от восторга, и шумно дышит внутри синих пластиковых боков, как Дарт Вейдер. Корма внутри нет, но покинуть бочку по собственной воле он не в силах.

Ну, и нельзя, конечно, забывать, что новый комплект усов и бровей Веня отрастил себе только благодаря тому, что жара и мы не топим камин.

Из-за недоразвитого мозжечка у Вени постоянный мышечный тонус в ногах и руках. Он выглядит даже немного неприлично, как если бы юного Арнольда Шварценеггера обколоть виагрой и одновременно намазать ореховым маслом. Он прекрасно сложен, у него огромная голова, длинные ноги и широкая грудь. Но он кроток и пуглив. Обратить его в бегство способна даже агрессивно настроенная лягушка.

У него черные тревожные глаза с огромными зрачками. Если его не веселить и не тормошить, на дне этих глаз нет ничего, кроме недоверчивого испуга. Такие глаза бывают у стариков за девяносто. Веня молод и почти здоров, но глядит на мир откуда-то очень издалека, сквозь толстый слой сомнений и страхов.

К нам недавно в гости приезжала красивая рыжая женщина в белой куртке с меховым воротником. Веня робко бродил, бродил вокруг воротника, а затем аккуратно взял его в зубы и понес жениться.
Мы обернулись и поглядели на него. Он отступал, пятясь, держа воротник в зубах, он не верил своей удаче. Красивая женщина решительно встала. Оторвала меховой воротник от белой куртки. И подарила его Вене навсегда.
Потому что вишенка на торте, единственный Венин бесспорный талант – заставлять таять слабое человеческое сердце. Мы растворяем для него непослушные двери, вынимаем его из лестниц, наполняем для него бочки и пять минут ждем с сыром на ладони, не двигаясь с места.