Когда я говорю, что у…

Когда я говорю, что у нас нет телевизора, то немного лукавлю. Телевизор есть у бабушки. Это ее любимый родственник, поскольку всегда готов с ней поболтать. Правда, последнее время компаньон находится в тяжелейшей деменции и в основном кидается какашками. Недавно, между прочим, я двигалась мимо этой палаты к входной двери, как оттуда внезапно прилетело завывающим голосом: “…И о том, как украинские учителя доводят до самоубийства русскоязычных учеников…” Пригнувшись, как под артобстрелом, я выскочила за дверь, теряя босоножки.
Единственный домочадец, который, помимо бабушки, терпит злого безумца, – кот, существо с сознанием Васисуалия Лоханкина. Он все время лежит на диване, судя по брезгливому виду размышляет о судьбах русской интеллигенции, а бабушку любит за большую, как бархан, белую грудь и службу великому богу Дуршлагу. Собственно, ради бабушки и терпит. У них там любовный треугольник.
Но даже Шизик последнее время стал сдавать. И так-то его флегматиком не назовешь, но сейчас кот вздрагивает и озирается на любой шорох.
Я же, человек толстокожий и грубый, дополнительно пугаю его различными бедами. С любопытством выяснила, что Шиза не тревожит приход антихриста и ветеринара. Ему наплевать на захват галактики гигантской котоядной корюшкой. До фени возможность заполучить в соседи по квартире любвеобильного слюнявого ротвейлера. Но слова “правый сектор” действуют на него как на нормального россиянина. Кот вскакивает и бежит прятаться на шкаф, в чемоданы.
Сегодня дошло, в чем дело. “Правый вивисектор” – вот что, видимо, слышит несчастный Шизик.