Много лет назад шныряла по…

Много лет назад шныряла по второстепенным улицам, привокзальным задворкам, и вдруг наткнулась на кремлевскую стену. От неожиданности остолбенела. Позвольте, только что вроде где-то здесь был Невский проспект? Что это еще за московские штучки! Ишь, подкрадываются. Вот так отвернешься на пять минут, а вместо Дворцовой площади – Красная на тебя уже выпучилась. С подозрением обследовав местность, успокоилась. За кирпичным выползышем громоздилось донельзя облезлое здание несуразного вида, к которому со всех сторон лепились корявые пристройки. В общем, из меланхоличного колорита окрестностей не выбивалось. Оказалось, молокозавод, ничего страшного. Да и граждане вокруг на разноцветных москвичей совершенно не походили, каждый шел, защитившись от реальности отсутствующим выражением лица и повернув глаза внутрь, как это у нас, болотных жителей, водится. «Признаки приятной полуебанутости», однажды любовно обозначил это состояние заезжий, кстати, москвич.

Что там делает кремлевская стена, я так и не поняла и плюнула на загадку. Главное, чтобы из нее никто не начал вылезать.
И только потом, штудируя материалы о Степане Кричинском, прочитала, что это была за облезлая коробка. Возведенный за несколько лет до революции прелестный, словно сошедший со страниц «Сказки о Золотом Петушке» Феодоровский собор – полагаю, на фоне такого мстительный Петушок клевал в непрочную лысину не сдержавшего свое обещание Дадона. Строители нового мира, естественно, впоследствии улучшили его сообразно своему строгому вкусу: что-то убавили, что-то добавили. Купола и барабаны оказались лишними, а вот этажность внутри увеличили, разделив верхний храм двумя дополнительными полами. Нужно же куда-то складывать глазированные сырки.
Кремлевская же стена была спроектирована Кричинским как символ единения Москвы и Петербурга.

Когда в беспокойном отечестве в очередной раз произошел тектонический сдвиг, молоко скисло. Молочников выгнали. Узнав из газетной заметки, что прежние владельцы собираются собор реставрировать, я недоверчиво улыбнулась. Реставрировать там было нечего. Выглядел он чудовищно. Примерно так, как Предтечинский храм в Ярославле – сокрушительной, небывалой когда-то красоты, а в советское время изувеченный вросшим практически в само здание лакокрасочным заводом. Даже еще хуже – у ярославского хотя бы оставались барабаны и купола.
И вот недавно кто-то в ФБ кинул ссылку на удивительный документ – объявление в православной церкви, приглашающее всех невоцерковленных, некрещеных и «неверующих». Оказалось, что еретическая бумага висит именно в Феодоровском соборе. Невозможно было не увидеть такое чудо собственными глазами.

Стену я опознала сразу. А вместо завода поднимался вверх молочно-белый, словно его обмакнули в питерское декабрьское небо, изящный пятиглавый собор. С его стен смотрели такие же белые лев, птица-сирин и единорог. Объявление у входа приглашало в нижний храм на концерт барочной музыки России и Европы. Я протерла глаза и зашла внутрь.

Действительно, там висело то самое объявление. Никто не шипел, не зыркал, не требовал прикрыть цветастыми ситцами развратную макушку или джинсы. По царской лестнице поднялась в верхний храм, миновав спящий советский автомат газированной воды. И пропала окончательно. Это оказалось огромное светлое пространство, совершенно не похожее на привычное золоченое купеческое роскошество. Белые стены. Замечательной красоты и в то же время строгое паникадило.
Вдоль стен располагался маленький лаконичный музей. Фотографии единого в трех лицах собора. Витрины, в которых лежали найденные при реставрации драгоценности, привет из начала XX века: подковы, водопроводный кран, единственный сохранившийся изразец. И осколок колокола «Татиана».
По дороге домой муж бурчал про Козлевича, охмуренного ксендзами, и что молокозавод был полезней. Я вяло отбивалась, вспоминая настороженный взгляд Феодоровской богоматери, перед которой стояла моя тоненькая свечка.
Впрочем, было бы нечестно закончить на такой благостной ноте. Дома я залезла на сайт собора. Почитать про реставрацию. Стала разглядывать отменные фотографии. И тут же обнаружила знакомые постные рожи, выкатившие ясные глазки на тот самый иконостас, по тем самым паникадилом. Пучок мединских, грызловых и железняков.

Напрасно все же Кричинский кремлевскую стену здесь добавил. Мало ли, повлияло.