Как-то раз оказалась на какой-то протестной тусне

Вдруг вспомнила. Как-то раз оказалась на какой-то протестной тусне в центре. По Малой Садовой проходила, что ли. Собственно, даже не с кровавым режимом побороться, просто на огонек заглянула. Неожиданно попала в самый разгар огонька. Кругом орали, толкали речи и просто толкались, стыдили злобных взмокших ментов, те молча, руководствуясь непонятными соображениями, выхватывали из толпы отдельных крамольников, и вдруг, не успела я глазом моргнуть, запихнули меня в свой ментовский решетчатый тарантас, вместе с беретом и планами по свержению тирании. Я даже ничего не успела надебоширить, мамой клянус! Дальше за событиями наблюдала уже из окна.
А больше в тарантасе никого не было, видимо все повязанные до меня сидели в другом. Ну, не то чтобы никого – у входа караулил упитанный белобрысый мент.
Вне движухи я быстро заскучала. И даже приуныла. К тому же выяснилось, что забыла дома телефон. Вспомнила про ленинскую чернильницу из хлебного мякиша. Купченко с ее “Велите нести кандалы”. Попыталась распропагандировать сторожа, но он на провокации не поддавался и отмалчивался. Даже вообще отвернулся, видно было только толстую щеку.
Книжки с собой не оказалось. Ну я и стала развлекаться как могла. Тихонечко забубнила Пушкина. А он же затягивает! Тихо же невозможно! Белобрысый страж сначала с недоумением озирался. Потом стал делать вид, что он сидит в гордом одиночестве и вообще глух. Но когда я с призывом: “Восстань, пророк!” простерла к нему руку и потребовала обходить моря и земли, явно напрягся. Заорал. Я испугалась и притихла. Ненадолго, правда. Он же, бедный, не знал, что я экскурсовод. Что у меня инстинкты.
Через какое-то время он вылез из автобуса и куда-то ушел. Наверное, просить о переводе в другой автобус. Вернулся. Убедился, что Пушкин по-прежнему наше все. И не только он. Постепенно я подобралась к двадцатому веку. И когда задушевно предложила: “Давай поедем в город, где мы с тобой бывали? Года и чемоданы оставим на вокзале” – пес режима не выдержал. Решительно встал и открыл дверь:
– Уходите отсюда, женщина.
Пока вылезала, опасалась, что замученный лирикой мент сопроводит меня пенделем, но нет. Он только плотно-плотно закрыл за мной дверь. Возможно, что даже забаррикадировался.