Ьвобюл

Столкнулась на третьем этаже с веселыми, изрядно под шофе соседями. Если быть точнее, я нечаянно помешала им целоваться. Николай Андреич страстно тискал жену, прижав ее к батарее под морозным окном. Так страстно, что даже шапку уронил, обнажив солидного размера плешь.
– Ой! – слегка смутилась раскрасневшаяся Лариса, одергивая юбку на мощных бедрах. – А мы вот гуляли, столько снегу, такая красота…
Услышав про «гуляли», я невольно посмотрела на соседские штаны. И даже неприлично присмотрелась. Лариса сделала большие глаза. Дело в том, что… В общем, прошлой осенью Лариса купила мужу кальсоны.

Это были великолепные кальсоны. Сделанные по какой-то немыслимой финской технологии. С термообогревом. Или турбонаддувом. И жутко дорогие. Она чуть-чуть поколебалась, поскольку с покупкой хваленого термобелья для охотников и рыболовов сама лишалась новых брюк, но любовь к мужу победила. Дома двумя пальцами взяла старые подштанники, которые он носил еще чуть ли не с армейских времен, – тоскливого серо-зеленого цвета, вытянутые и одновременно севшие, просвечивающие в стратегических местах, – счастливо засмеялась и вынесла их на помойку. Вечером ее ждал сюрприз. Хозяйственный, прижимистый Коля обнаружил чек. Долго потрясенно смотрел на цифру. Сказал:
– За такие деньги?!! У меня есть старые, еще совсем крепкие, я их с армии ношу!
Лариса смущенно покосилась на комод, откуда изъяла обноски. Узнав о краже любимых подштанников, Коля очень обиделся. Кроме того, его возмутила сумма на чеке.
– Не буду носить! – заявил он сварливо. – Не нужно мне за такие деньги. Куда хочешь, туда и девай.
– Это по новейшим технологиям, – лепетала растратчица. – Лапландик называются. Их охотники носят!
– Вот и пусть носят, – отрезал муж.

Прошел октябрь, ноябрь, за ним декабрь, а строптивый Ларискин повелитель шлялся по стылому Петербургу без кальсон – теплых, элегантных кальсон цвета южной ночи, подаренных любящей женщиной на сэкономленные деньги. Лариса обиженно следила по утрам через оконное стекло, разукрашенное мутными отпечатками ее лба, за торопливой рысцой мужа-санкюлота, удаляющегося к метро. Отправлялась к комоду, доставала предмет раздора, раскладывала на кровати и нежно расправляла на нем складки, а вечером искоса расстроенно поглядывала на синевато-белые, словно синявинские окорочка, конечности упрямого супруга.
Дело шло к Новому году. Старый холостяк дедушка Мороз, не вникая в семейную драму, поднажал – температура стала падать. Не так уж чтобы очень, воробьи на лету не замерзали, но добираться до метро Николай Андреич стал заметно быстрее, а вечером, возвращаясь с работы, явственно производил мелодичный тихий звон в районе чресел, словно прятал там валдайские бубенцы. Лариса сделала еще пару безуспешных попыток облачить упрямца в волшебный лапландик. И вот наконец…

В новогоднюю ночь они собрались гулять. Уже был съеден холодец и одобрен оливье, догорели вставленные в бутылку бенгальские огни. Лариса, красясь на ходу, весело бегала по квартире, пока благодушный муж посматривал на прощанье в телевизор. И они уже стали собираться на выход, как бес дернул Ларису глянуть на градусник. Она ойкнула, метнулась в комнату и вернулась, держа в руках… ну, вы понимаете.
– Не надену! – насупился морозоустойчивый супруг. – Говорил же. Вот и не надену теперь. Не надо было выбрасывать старые!
– А кто же их будет носить? – чуть не заплакала Лариса. – Ну, Коляша, я ведь для тебя старалась! Ходила, выбирала… Смотри, какие удобные, ты их даже не заметишь! У них швы такие специальные – плоские! Мы ведь долго будем гулять… замерзнешь…
– Не надену! – бранчливо отбивался Коляша.
И нежные чувства Ларисы дали трещину. Она уперла руки в боки, мрачно опустила края губ и продолжила уже совершенно другим голосом:
– Для тебя же старалась… Надевай! На улице холодно! Тебе пятьдесят стукнет в следующем году! Яйца отморозишь, идиот!
– Не надену! – не сдавался Николай Андреич. – Что это такое, – продолжил он, слегка струсив при виде лица жены, – ты лишаешь меня моего личного пространства! Что хочу, то и надеваю! Мои яйца, захочу – отморожу!
Последний лозунг, явно экстремистской направленности, лишил бедную Ларису остатков рассудительности.
– Ах вот как? – завопила она в полном исступлении. – Тогда я… тогда я… Я тоже пойду без штанов! Тогда узнаешь!
– Ну и иди! – не поддался на шантаж супруг. – Хоть в трусах иди!
Лариса, пискнув горлом, стремительно стянула шерстяные брюки, теплые колготки, поклубившись по прихожей, на долю секунды отразилась в зеркале безнадежным целлюлитом, – и, впрыгнув в летние тонкие штаны, сорванные с полки, вылетела из квартиры пушечным ядром, оставив за собой пораженного ненавистника лапландиков.

– Господи, Лариска, где же ты была? – смеялась я, слушая эту историю через пару недель, хотя хотелось скорее заплакать. – Ты же действительно могла сильно простудиться.
– Ты знаешь, а я бегала по улицам, бегала, потом закрыли метро, замерзла, и правда, как цуцик…
– Зачем?! Что за глупости?!
– А мне хотелось, – сказала соседка растерянно и смущенно, – чтобы он понял.
– Что понял?!
– А вот каково это – когда любимый человек мерзнет. Но самое обидное – представляешь, я потом даже не чихнула.