Несколько лет назад официально изменила буквам со звуками
Несколько лет назад официально изменила буквам со звуками. Переквалифицировалась из корректоров в экскурсоводы. Текст отражает исторический момент – получение удостоверения. Боже, это было так давно, что Шизика еще звали Скумбриевичем.
…Я так думаю, что за пазухой у каждого корректора сидит бес опечатки (вроде как черт у Вакулы). У кого какой поместится – тоже ведь от пазухи многое зависит. Мой некрупный, но злопакостный, точь-в-точь кот Скумбриевич, который спер сегодня со стола пасхальное яйцо с красивой наклейкой. Про беса опечатки я практически уверена, потому что на лекции в Петропавловке хотела сказать умную и приятную вещь, а брякнула бог знает что, даже рассказывать стесняюсь.
Вдвойне обидно, потому что лектор был славный, с душой рассказывал про узников Трубецкого бастиона, даже студенты внимали, и три пичужки в золоченых сапогах внимали тоже, только отвлекались немножко на звонки маленьких изящных телефончиков, доставаемых из парчовых мешочков. Но когда историк дошел до княжны Таракановой, аудитория – на 99 процентов женская – обратилась в слух, забыв про парчовые мешочки. Бедная княжна даже по-русски не говорила, а граф Орлов, человек широких взглядов, соблазнил ее, после чего сдал следственным органам, и, возможно, она в крепости родила от него ребеночка.
На этом месте одна из юных филологинь гневно выдохнула: “Каз-з-ззёл!”
А вот Вера Николаевна Фигнер поразила их не столько своей зажигательно-взрывательной деятельностью, сколько фамилией: “Фиг? Как он сказал? Фиг? Нер?” У пичужек оказался чудесный серебристый смех. (Скажите, пожалуйста, дети теперь в школе учат историю или это мои смешные фантазии?)
И вот не надо, не надо этих скептических усмешек. Гордыня – смертный грех. Только смирение ведет к добродетели (и к получению заветного удостоверения экскурсовода). Когда дяденька историк в конце лекции вздохнул и предложил задавать вопросы, а все молчали, как пензенские затворники, мне захотелось его подбодрить умным интеллигентным вопросом. Я подняла руку и культурно спросила: “Скажите, пожалуйста, а Софья Перовская где сидела?”
То есть я собиралась это спросить. Но на самом деле спросила, где сидела Софья Ковалевская.
Говорю же, бес опечатки сидит за пазухой у каждого корректора. Иначе чем объяснить удивительный факт подмены одной Софьи совершенно другой.
Осознав ошибку и обомлев от ужаса, я вспомнила про недавно найденное загадочное захоронение на территории крепости. Не останки ли чрезмерно образованного кандидата в экскурсоводы были там зарыты научными сотрудниками?
Историк все же оказался душка. Он всего лишь посмотрел на меня большими задумчивыми печальными глазами и кротко ответил: “Нет… Она не здесь сидела…”
Кстати, экзамен я сдала на следующий день. Всем попались страшные вещи – типа рассказать про устройство склепов тридцати трех великих князей или внутреннее убранство ризницы (это, на самом деле, просто, потому что в ризнице теперь милиционерский пост), а мне достались узники Трубецкого бастиона. Уж не стала еще раз тревожить прах Ковалевской и сделала упор на поручике Мировиче, благо что не знаю женских математиков с похожей фамилией.
Поэтому у меня есть документ, удостоверяющий, что я экскурсовод, а не баран вам тут начихал.
