Пока я, значит, была в книжном запое
Пока я, значит, была в книжном запое (самые отсталые слои населения открыли для себя воспоминания Копелева), в мартовскую Будву вломилось лето. Настолько упитанное, словно отъедалось всю зиму где-то в санатории. Высунулась из квартиры, а там и сям уже лихорадочно цветут лысые магнолии – старший приказал! Не говоря о легкомысленном миндале – розавиньком, как картинки в бложике школьницы, не хватает только порхающих вокруг единорогов с блестками. Собственно, что это миндаль, я узнала не далее как вчера. Вообще постоянно нуждаюсь в названиях флоры и фауны. Почему не работает генетическая память, куда написать жалобу? Ботаническая бабушка Лёля могла бы и посодействовать.
Заодно бурно расцвел туристами променад вдоль моря. Все кишмя кишит отдыхающими сербами и россиянами, это огорчает мизантропическую меня, но безмерно радует владельцев кафешек. А еще больше – многочисленных своекоштных псов, которые и так-то не бедствуют, а теперь пользуются каждым удобным случаем, чтобы внезапно предъявить свою умильную физиономию тянущему в рот колбаску туристу. Официанты при этом истинные христиане и на такой беззастенчивый грабеж клиента внимания не обращают.
Впервые вижу место, где бесхозные собаки выглядят более довольными жизнью, чем домашние. В то время как вторые вынуждены чинно ступать на поводке рядом с хозяином или культурно ждать под столиком, пока он напьется кафы и натрындится с приятелями, первые наслаждаются жизнью. Кувыркаются невозбранно в кучах мусора и сухих водорослей, где хотят шляются и с кем хотят крутят романы. Исключения, впрочем, тоже случаются.
Я еще несколько дней назад обратила внимание на странные многочисленные ямы в песке и водорослях у дороги, словно выкопанные гигантским муравьиным львом. Даже заглянула туда не без интереса, но внутри ничего, кроме прибрежного хлама, не обнаружила. А сегодня на подходе к ним – обзор закрывает неуклюжая, еще югославских времен веранда – услышала:
– Браво, Лео! Браво!
Однако действительно лев! – и я, сгорая от любопытства, прибавила шагу. Возле ям никаких львов не наблюдалось. Сидела только на парапете миролюбивая тетенька в бриджах. Она, видно, и хвалила таинственного Лео.
И тут из дальней ямы энергично высунулся хвост петелькой, а следом и весь приспособленный к нему мелкий белый крепыш. Чем-то смахивающий на соевый батончик, разве что соевые батончики не бывают такими деятельными. Прихватив свежевырытую сплющенную пластиковую бутылку с себя размером, перебежал к другой яме и принялся зарывать находку. Выудив оттуда плоский камень, ринулся с ним к третьей, из нее достал драную рубаху, оплаканную, надо полагать, владельцами после одного из штормов, – разорвал в клочки под крики хозяйки: “Фуй, Лео! Фуй!” Чихнул, фыркнул, повернул к нам на мгновение счастливо улыбающуюся морду с вываленным мокрым языком, опять чихнул, яростно заработал лапами и вскоре скрылся в новом кратере. Причем рыл с таким явным наслаждением, что аж похрюкивал и постанывал. Когда Лео спрятал на дне остатки рубахи, я поняла, что он просто претворяет в жизнь известный девиз: “Бороться и искать, найти и перепрятать”.
– Лео, – вздыхала хозяйка, – иде кучи.
Вот вам Лео. Он очень занят.
