А ведь поразительная история Татьяны…
А ведь поразительная история Татьяны Гнедич – только часть воспоминаний Ефима Эткинда, вышедших под названием “Барселонская проза”. И там все такое. Собственно, это книга о современниках – большинство имен (Антокольский, Солженицын, Дымшиц) мы хорошо знаем, но как же непривычно эти люди выглядят здесь. Сегодня весь день читаю, все забросив. В горле ком – легка стала в Черногории на слезы, к собственному ужасу, оттаиваю, что ли, в здешней атмосфере. Не потому ком, что как-то очень тяжело читать, нет. Это не про лагеря, не про войну, хотя и о них есть. Но жалко, так мучительно жалко советских людей. Всех. Как же их изломало под вечный рефрен: “Шаг вправо-влево побег, прыжок на месте – провокация”. В этом, пожалуй, главная ценность взгляда Ефима Григорьевича – нет у него только черно-белого. И для литературных функционеров у него находится какой-нибудь штрих, деталь, которая высвечивает не только официоз и верноподданность. Например, Михаил Дудин. Оказывается, он как мог покровительствовал после лагеря той же Татьяне Григорьевне Гнедич. А когда она написала ему в благодарность “неадекватно восторженное письмо”, ответил, как иногда умел: “Милая Татьяна Гнедич, не несите обо мне дичь”. Кстати, у меня теперь сильное подозрение, что автор приведенной ниже ехидной эпиграммы – сам Дудин и есть:
Михаил Александрович Шолохов
Для обычных читателей труден.
И поэтому пишет для олухов
Михаил Александрович Дудин.
В общем, я пошла дальше читать, а когда припрет, опять прибегу поделиться, пылая и горя. Иначе разорвет.
Эпиграмму слышал в более привычной рифмовке
Михаил Александрович Дудин.
Для читателей скучен и труден.
И поэтому пишет для олухов
Михаил Александрович Шолохов
А когда Вы на работу возвращаетесь? (Из корыстного интереса спрашиваю)
Конец марта – начало апреля.
Дудин, говорят, про себя и не такое писал.
Умишком скуден,
Х..шком блуден –
Мишка Дудин.
Татьяну Григорьевну помню. Её пригласил к нам на семинар Виктор Андронникович Мануйлов. Он такие семинары устраивал на филфаке, для всех, просвещал всех, кто под руку попадется. Вот мы и попадались. (сами-то мы учились на физическом факультете). Первые её слова были про “неразминированные поля воспоминаний”. Про университетский двор. Историю про следователя, который велел дать ей бумагу и томик Байрона в камеру, она нам сама рассказывала. Мне запомнились смешные детали. Чувство юмора у неё было замечательное.
Завидую.
Таня, спасибо за посты об Эткинде.
Не за что. Надеюсь, что смогу передать свой интерес и восхищение дальше по цепочке.