Классик, бородатый нахал

Классик, бородатый нахал, заметил, что женщине всегда не по себе, как только у нее в голове заведется какая-нибудь мысль. А я погружаюсь в сложное состояние “не по себе”, когда у меня заводятся деньги, а не мысли. Хочется от них избавиться как можно скорее и поменять на что-нибудь, без чего жизнь безвидна и пуста, например колготки морковного цвета, переписку Пущина с Энгельгардтом или сложный кухонный прибор сито-крышку. Мысли же – штука эфемерная, тем более что их крайне редко удается на что-то поменять, по крайней мере мои. Это нечто вроде бумажного колпачка с кисточкой, которым Буратино пытался фарцевать возле кукольного театра.
Зато у меня есть дочь. Дочь материализовавшиеся у нее финансы тратит на НУЖНОЕ, чем вызывает сомнения в механизмах наследственности у меня, а у брата легкую зависть – он не умеет копить (вот тут как раз все в порядке с наследственностью). В нежном возрасте Митя пытался исправить этот дефект тем, что прятал свои тугрики под кровать, от грабителей и соблазна растраты. Решившие, что он выбрал слишком ненадежный способ, недооценивают предусмотрительность пытающегося спастись от своих страстей мужчины. Не просто ведь под кровать: сначала депозит заворачивался в бумажку, бумажка в пакетик, пакетик в тряпочку, тряпочка в носок – и весь этот многослойный сейф запихивался в самый дальний угол подкроватья. Но, во-первых, такой способ вызывал нарекания пылесоса, а во-вторых, все равно не спасал.
Татьяна же непостижимым для нас с Митей образом умудряется не то что копить – она покупает полезное. Например, как-то раз решила купить торшер с абажуром. Но и ежу понятно, что сидеть под абажуром на стуле – невиданный аскетизм, простительный разве что какому-нибудь немытому пустыннику в веригах. Поэтому в воздухе повисло слово “кресло”. Когда дочь хозяйским глазом окинула комнату на предмет куда впихнуть мечту, то с раздражением осознала, что повисло оно в буквальном смысле, ибо ставить кресло абсолютно некуда. Будуарно-чуланная малогабаритность их совместной с Митей светелки ставила под удар появление абажура.
…Фигня вопрос, сказала я беспечно и стала выдвигать стол из ниши. Дочь неприязненно разглядывала пожилой трехстворчатый шкаф – бедняга занимает половину стены. Вместе, кряхтя, развернули боком кровать. Некоторое время присматривались к огромной куче скомканных Митькиных штанов, комиксов, свернутых шариками носков, яблочных огрызков, футболок, – увенчанной книжкой “Человек в поисках смысла”. Под кучей прятался напуганный стул. Был безжалостно вынесен вон. Бригада биндюжников, объединившихся с дизайнерами и оравой возбужденных енотов, не смогла бы создать больший бардак за двадцать минут. Тем не менее проклятое кресло помещаться упорно не желало. В тот момент, когда я предложила купить новый шкаф, поуже, и мы задумались над этой идеей, появился совладелец комнаты. Поморгал. И задал классический вопрос:
– Что это вы здесь делаете, а?
– Двигаем мебель, – объяснили мы.
– Зачем?!
– Хотим поставить кресло.
Митя заметно растерялся.
– А… а где оно?
– Его еще нет. Мы хотим поставить воображаемое кресло, – вразумляюще пояснила сестра.
Брат вытаращил глаза. Набрал в грудь воздуху. И потрясенно завопил:
– И вы двигаете мебель?!! Вы двигаете мебель, ЧТОБЫ ПОСТАВИТЬ ВООБРАЖАЕМОЕ КРЕСЛО?!!!
– А что такого, – удивились мы.
Я так думаю, что слабая наследственность может прекрасно компенсироваться принадлежностью к одному полу.