– Не могу же я…
– Не могу же я гулять по Иерусалиму без карты! – сказала я твердо на второй день. – Как я буду ориентироваться? У вас все дома похожи – белые, четырехугольные, внутри евреи. Короче, дай карту.
– Да нет у меня карты!
– Как вы вообще живете?
Мы воззрились друг на друга со взаимным негодованием.
– Ладно, – сдалась Алиса. – Девочки! Тане нужна карта Иерусалима!
Прибежали чудные Алискины дочки с планшетом. На планшете красовалась вожделенная карта. Очень симпатичная, с зелеными пятнышками и желтыми линиями, похожая на веселенький ситчик. В то же время на ней явно чего-то не хватало. Чего-то очень привычного и строго необходимого при ориентации на местности.
– Погоди-ка… – сказала я, испытывая сильнейшее желание перевернуть планшет и поискать с другой стороны. – Ничего не понимаю. А где река?
– Где что?!
Алиса подбоченилась с таким видом, что я сразу поняла – реки нет. И вряд ли когда завезут.
Жителю города, настолько щедро укомплектованного реками, каналами, речками, речушками и протоками, что раз в сто лет его вообще смывает к едрене фене, трудно осознать такой вопиющий факт. Сограждане! Россияне! Они не только из кранов воду выпили!
Зато сразу стало понятно, почему иерусалимцы так трепетно относятся к воде. И как на их фоне буду выглядеть я со своими расточительными питерскими повадками. Страшно было посуду мыть, ей-богу. Не говоря уже о собственной фигуре. Хорошо хоть площадь помыва у меня небольшая, не так сильно совесть угрызала.
В общем, вечный город в этом смысле очень меня обескуражил, как человека, родившегося на Амударье, выросшего на Волге и всю сознательную жизнь проведшего на Неве. Да и остальной Израиль, который успела посмотреть, водными богатствами не шиковал.
Поэтому я постоянно пребывала в состоянии недоумения – как в таком случае эти хитрые ребята умудряются выращивать огромное количество овощей, зелени, ягод и фруктов. Мистификасьон! Вот и сейчас, между прочим, я жую израильский сельдерей – какое счастье, что родина чудесная еще хотя бы с евреями не разругалась.
Поэтому же одно из самых сильных впечатлений – это миски с водой у кафе и магазинов. Чтобы праздношатающийся мимо Тузик мог попить и не мучаться от жары. Хотя бесхозных собак нет, и по идее, позаботиться о воде могут и владельцы. Но миски ставятся абсолютно бескорыстно, собачники не должны заходить и что-то покупать взамен.
Жалеют израильтяне не только собак, но даже курильщиков. Нет, не в том смысле, что я видела жадно лакающего из миски курильщика. Зато на выходе из маленьких лавочек чаще всего висит на веревочке зажигалка. Снаружи висит, граждане россияне. И видеокамера на нее не наставлена. Дикие люди!
Насчет курильщиков не скажу, но израильские собаки народ очень симпатичный. Ну, как хозяева. Взять, к примеру, Мирона и Арахисинку. Вообще-то Мирон зовет ее Ботен, но перевод мне нравится больше. Это маленькая рыженькая собачка, очень вежливая и воспитанная, культурная как дореволюционный российский интеллигент.
Однажды они поехали навестить знакомую старушку. Старушка жила в многоэтажном здании. Предположим, на седьмом этаже. Мирон неспешно, как всегда, беседовал со старушкой и вдруг заметил, что Арахисинка исчезла. Он отправился ее искать, в процессе поисков выглянул в окно – и увидел далеко внизу рыжее пятнышко. Он спустился на лифте вниз. У подъезда сидела Арахисинка и сторожила небольшую какашку. То есть оцените величие собачьей души: прерывать разговор ей показалось неделикатным. И она отправилась искать выход одна.
– Ты представь, – сказал мне Мирон. – Это я знал, что там семь этажей. А она просто шла и шла и шла вниз по лестнице, пока не кончатся этажи. И терпела.
Хайфа жутко гористая. Это очень красиво – и очень неудобно для прогулок. Поэтому Мирон посадил меня в свою маленькую машину и неторопливо возил по улицам, знакомя с городом. Давно заметила, впечатление от города очень зависит от того, кто тебе его показывает. Мирон рассказывал так, как я люблю. Вот мы проезжаем по небольшой улице.
– Видишь это кафе? – говорит Мирон. – Однажды мы с Ботен шли мимо него по другой стороне улицы. И вдруг из кафе вырвалась собака и побежала к нам! Ну, такая… размером с Ботен. А за ней выбегает молодой человек с криками: «Д’Артаньян! Д’Артаньян!»
Потом Мирон везет меня в гости. В этом районе много религиозных евреев. Мне любопытно, и я глазею на них в окно.
– …А вот здесь, – продолжает рассказывать Мирон, – я как-то раз ночью ехал с девушкой. И случайно наехал на «островок безопасности», вот этот, видишь?
Озадаченно смотрю на указанное место. В центре его торчит на металлической палке указатель. Низко, но все равно непонятно, как на него можно наехать. Впрочем, ночью, да с девушкой – в принципе, можно наехать на что угодно.
– Да, прямо на этот знак. Я очень растерялся. Ночь, никого вокруг – совершенно непонятно, что делать.
Не знаю, что сказала девушка Мирону, возможно это была такая тирада, что звуки случайно сложились в заклинание, но из обступившей несчастную парочку тьмы вдруг сгустились шестеро людей в черном. Не говоря ни единого слова, они обступили сидящую на колу машину, дружно подняли ее и переставили на свободное место. И так же молча – растворились в ночи.
– С тех пор, – закончил Мирон, – я перестал делить людей на тех и этих.
Я совершенно не помню названия улиц. Но небольшие белые домики, и это кафе, и бегущего маленького лохматого д’Артаньяна, и коварный «островок безопасности», и шестерку людей в черном – помню и вижу сейчас словно наяву.
На втором этаже третьего от кафе дома сохла выстиранная военная форма. В этом нет ничего необычного – военную форму, саму по себе, вот так развешанную на балконах, или надетую на израильтян, можно видеть на каждом шагу. Поначалу я удивлялась, как ярко красивы израильские солдаты – и девушки, и парни, – но вскоре привыкла и удивляться перестала. Вообще о войне речь в обыденных разговорах заходит довольно часто. Причем неважно, есть в компании мужчины или нет. Типичная женская беседа, между обсуждениями новой кофточки и двойкой сына-оболтуса:
– Ну, ты знаешь, его забрали на два месяца в окопы. Звонил недавно – залило дождем ноутбук. Но обратно не хочет, конечно. У человека две докторские диссертации – а ему только дай пострелять!
Внезапно рассказчица, красотка-искусствовед, запальчиво добавляет:
– А я, между прочим, стреляю лучше, чем он!
Через пять минут вся компания подсмеивается над офицером полиции, присутствующим здесь же. Когда однажды страж закона вытащил оружие из кобуры, оно оказалось перепачкано в губной помаде. Офицер – нежная, кудрявая, в романтическом платье с юбкой-колоколом, смущенно улыбается.
Дня через два мы оказались вместе на презентации вина. Впрочем, внутри выяснилось, что оливкового масла. А когда я надела очки, то и вовсе обнаружилось, что картин. В общем, неважно. Оценили и то, и другое, и третье. По совокупности впечатлений окосели. Слегка пьяные, вышли с Леной, прихватив недопитые бокалы, на лестницу, сели на ступеньках. Здесь было прохладно и темно. Мы сидели молча. Поблизости от нас разговаривали на иврите какие-то люди. Прислушавшись, Лена сказала:
– Евреи всегда заводят разговор об этом.
– О чем?
– О погибших. Помнишь те фотографии львовского погрома?
Я помнила. Черно-белые кадры, снятые, очевидно, кем-то из немцев, – одни из самых страшных, что я видела в жизни. Раздетые догола, избитые женщины, которых гонит улюлюкающая толпа. И смотрящая прямо в камеру молоденькая девушка, окруженная погромщиками.
– …Мои родственники погибли тогда, во время этого погрома. И когда я смотрю на этих избитых женщин, всегда думаю, может это моя бабушка? От них ведь не осталось фотографий, я не знаю, как они выглядели…
Военная форма, сохнущая на балконах. Худенькие кудрявые девчонки с автоматом наперевес. И всегда заходящий в компании разговор о погибших тогда, еще тогда… «Мы никогда больше не дадим нас убивать», – словно звучит повсюду над этой небольшой, упрямой, гостеприимной, шумной, трудолюбивой страной.
Спасибо! Почему-то от этого чудесного текста хочется плакать.
+1
Спасибо
+ 100
+1
вот черт!
Таня, перечитала сегодня здесь. Цепляет ужасно, особенно – упоминание сохнущей солдатской формы. Кажется, Вам удалось понять характер этой непростой упрямой гостеприимной шумной трудолюбивой страны!
У Э.Савеллы было, как после Войны Судного дня сохнущая форма на балконе говорила о том, что хозяин вернулся живой-здоровый.
Да, я помню.
Для меня, как для мамы солдата, эта тема очень-очень близка.
Спасибо!
С овощами-фруктами, увы, секрет простой – субсидии и т.д.
На днях была на экскурсии в самом большом на Ближнем Востоке хозяйстве по выращиванию кактусов. По словам хозяина, государство им ни копейки никогда не давало. Воду отключали, это да. И вообще, одни деньги никогда ничего не решают.
Для кактусов, по идее, воды надо меньше.
Одни деньги, конечно, не решают, но с деньгами обычно получается лучше 🙂
Вода всё равно нужна и людям и кактусам, а её отключало государство.
Миски ставят для бродячих кошек.
Так вот Вы кто! Так вот чей текст! Я должна была догадаться. Сегодня увидела его на фб по ссылке Елены Пепел. Думаю: “Надо же, какая прекрасная женщина! Люблю!” Пошла френдить Вас на фб 🙂
Да здесь примерно то же самое, дублирую для пары друзей, которые в фб не живут.
Таня, пожалуйста, не уходите “с головой” в ФБ, все таки настоящая жизнь – она здесь, в жж:))
На два дома живу )
Аха:)) я заметила!
Ага, сейчас!
В ФБ лимит на френдЕние Тани давно исчерпан.
Читала, что для полива овощей-фруктов используют канализационные стоки.
А вы не читайте глупостей.
Это было несколько лет назад. Иск к какому-то кибуцу.
То есть вы прочли о криминальном казусе и решили мимоходом распространить его на все земледелие страны. Широкая натура.
В с/х используется “серая” вода – очищенная канализационная. Но только для технических культур, не для пищевых.
У Израиля первое место по использованию такой воды.
Думаю, Вам ответили.
Дааа… Где же река, действительно!
Немедленно полезла искать билеты. Очень хочется поехать!
Да, меня уже заподозрили в работе на израильские турфирмы )
Ха. Мне израильские друзья давно говорят, что я делаю для пропаганды их страны поболе, чем специально обученные люди:))
Не, я без турфимы. У меня там такое количество родных и знакомых Кролика – что в прошлую поезду я спала за две недели урывками по нескольку часов – всех же редко очень видишь, далеко. А еше хочется на страну смотреть, и гулять и … все хочется сразу.
Спасибо 🙂
(Жадно лакающий из миски курильщик – дивная картина)
Спасибо!
Вы так дивно пишете, что хочется тут же забыть, что беспечные и красивые мы (израильтяне) под соусом “никогда больше” отгрохали свой концентрационный лагерь с суданцами и блекджеком. Евреи всегда говорят об этом.
Девушка, вы словами бы не бросались, глупо это и недальновидно. Во всяком случае, после такого интереса к вашему мнению не возникает. Не дай вам бог узнать, что такое настоящий концлагерь.
Сударыня, вы бы думали, что говорите. А еще лучше, съездите в Польшу, а потом в Холот. И сравните.
Для тех, кто не в курсе, речь идет о лагере с полной свободой перемещения и выхода наружу для незаконных гастарбайтеров.
Ах, как написано! Очень хочется самой все увидеть.
Кстати, по одной из теорий, слово халява произошло от палестинской традиции выставлять на улицу кувшин с молоком – для нищих и странников. Молоко на иврите звучит как халав.