Если по Жуковского идти не под фасадами, а дворами

Почти никого сегодня в этих дворах не было, даже привычные атланавты куда-то пропали, только проявляются на стенах многочисленные мене-текел-упарсин – оставленные явно разными людьми, но сливающиеся в одну бесконечную беседу.
На желтом простенке местный поклонник Плиния начертал: In vino veritas! Ниже неизвестный оппонент с сожалением опровергает: “Истины в вине нет, я проверял”. Рядом мутное окно, занавешенное пестрой тряпкой. Из лиловой мешанины пятен вдруг показывается рыльце растерянного беса. Оно сморщивается, шевелится – из-за тряпки вылезает котик с розовым носом и усаживается посмотреть на тебя, странного и совершенно здесь лишнего.

Один из брандмауэров – дворовый флигель, невозможно увидеть с улицы – резко, толчком, разворачивает к себе. Ночной город с венецианскими окнами, арками, черничным куском неба – впечатан в столетний кирпич и жалкие остатки штукатурки. Попасть в тот двор, чтобы разглядеть картину не сворачивая под неудобным углом голову, невозможно. Туда попросту нет хода. Миролюбивый дядька в наколках на жилистых руках, покуривающий на лавочке, конфидент миниатюрной дымчатой кошки, только пожал плечами: “Не, не пройдете”. А что там? “А монашки вроде живут. Католические”. Ах да, действительно, параллельно Малой Итальянской – Ковенский переулок с базиликой Лурдской Богоматери. Если монашки, то может и впрямь нет входа. Лишь бы чайки не поклевали на подлете.

В дальнем дворе, где-то за маленьким подвальчиком, который на самом деле “Балетный участок” – место, обеспечивающее пуантами всех балерин города на Неве, нашлась еще одна надпись: “Я любил тебя так, что голова кружилась вовсе не от вина”. Питер, Питер. Это о тебе.