ашхабадские девчонки 1957 года

Как-то взяла машину до дома, водитель оказался словоохотлив. А мне неловко сидеть, надувшись, и беседу обычно по мере сил поддерживаю. Тем более что помню, как отец, засыпая от усталости за рулем, просил с ним разговаривать. Водила болтал, болтал, а когда мы проезжали мимо работяг в оранжевых нарядах, предсказуемо переключился на понаехавших азиатов. Быстро воспалился. Заметив, что я подозрительно примолкла, стал требовать поддержки. На манер ильфопетровского фельетониста Гаргантюа: “Ведь верно, ведь правильно?”
Я собралась с мыслями. Запинала под
лавку внутреннего трибуна. И сказала:
– Видите ли, какое дело. Я родилась в Средней Азии. И мои родители выросли в тех краях. Они из тех русских, кто спасся там от войны, разрухи и голода. Их приняли, у них было огромное количество друзей самых разных национальностей. Мне духу не хватает поносить тех, кто приехал теперь, в свой черед, в Россию. У меня такого права нет.
Мужик неожиданно растерялся. Я даже испугалась немножко – чего это он молчит, щас как высадит, а мы через промзону едем. И вдруг с обидой буркнул:
– Да я чего. Я так, вообще. Я, может, сам на четверть татарин. И бабку мою в блокаду в Ташкент эвакуировали. Не обижали, рассказывала.